Средства речевого воздействия на стыке двух культур
Современная наука содержит в себе парадоксальное явление – наряду со строгими, фундаментальными взглядами, теориями, положениями, наблюдается тенденция объяснять необъяснимое, доходящая в своём крайнем выражении до пара- и квазинаучных течений.
Астрологический прогноз, гороскоп, книги по нумерологии, ясновидению, магии, практикумы по медитации, гаданию и т. п. в обилии представлены на полках магазинов и читальных залов библиотек и находят своего читателя.
В настоящее время нео-эзотерические веяния популярны как в России, так и в странах Запада, вследствие чего в переводческой практике в большой степени востребован перевод литературы эзотерического характера. Сталкиваясь с эзотерическими текстами, переводчик работает в рамках эзотерического дискурса.
Здесь и далее мы рассматриваем дискурс как «вид особой социальной данности», существующей «прежде всего и главным образом в текстах, но в таких, за которыми встаёт особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, — в конечном счете — особый мир» [Степанов, 1995]; как способ познания, способ поуровневого отражения объективно, независимо от нашего сознания существующей реальности, принуждающая мировоззренческая сила, включающая систему установок как индивидуальных, так и коллективных (т.н. коллективное бессознательное) [Махницкая, 2009].
Иначе говоря, дискурс – это пространство со своей спецификой мышления. При этом, для успешного создания качественного текста-перевода полезно придерживаться основных правил построения необходимого на данный момент дискурса.
Учитывая особенности эзотерического дискурса, можно выделить такие его черты, как:
-
сфокусированность вокруг духовно-нравственной, этической проблематики (вечные вопросы смысла жизни и смерти, добра и зла, любви во всех её проявлениях, чувства долга по отношению к себе и другим, назначения человека и перспектив человечества и др.)
-
воспитательное воздействие на реципиента, расширение и трансформирование его сознания (внушение новых критериев оптимальной жизнедеятельности на уровне «4го измерения», духовных ценностей невидимой реальности «тонкого мира) как первостепенная коммуникативная задача
-
назидательно-воспитательный, разъясняющий и мобилизирующий характер повествования
-
«сознание» как базовый концепт; присутствие концептов «тайна», «чудо», подчёркивание ценности иррациональной, сверхъестественной силы, обладающей неограниченными возможностями.
-
высокая степень символизма и ритуализации («Различные предметы и события рассматриваются как знаки, указывающие на действия сверъестественных сил, а обряды и ритуалы выступают в роли текстов, с которыми человек обращается к этим силам» [Бабаева, 2003: 214])
-
«приписывание обычным словам особого смысла
-
антитеза мира повседневной реальности и стези Духа» [Белянин, 2003: 156]
-
стремление объединить религиозное и научное мировоззрения, дать объяснение в принципе необъяснимому, выразить невыражаемое, передать непередаваемое
-
активное обращение к феномену иррационального
-
достижение коммуникативно-прагматической цели (часто — доказательства чего-либо нелогичного) посредством обращения к эмоциональной сфере, подсознанию читателя с применением языковых средств манипулятивного воздействия или нейролингвистического программирования [Сунгуртян, 2006].
Кроме того, текст эзотерического дискурса – как и любой текст — отражает специфические черты, обусловленные образом мышления, который характерен для того или иного культурного пространства. Проблема взаимосвязи языка и мышления является традиционной проблемой философии и лингвистики. (См. работы Вильгельма Гумбольдта, Жака Дерриды, Льва Выготского, Эдварда Смита, Ричарда Нисбета и др.)
Нами рассматривается случай различия немецкого и русского менталитетов, находящего проявление в языке и вызывающего сложности при переводе текстов эзотерического дискурса. Обычная для немецкого мышления склонность к подробному, максимально логичному изложению, языковой игре, анализу внутренней формы слова находит противоречия в таких известных чертах русского мышления, как масштабность, отсутствие внимательного отношения к деталям, отчётливости контуров образов и идей, нелогичность, несистематичность, на которые указывал ещё в начале 20го века Н. А. Бердяев и которые сохранились в нашей культуре до сих пор [Моисеева, 2010].
Учитывая существующую взаимосвязь языка и мышления [Герасимова, 2006], а также основную прагмалингвистическую задачу эзотерического дискурса, мы находим, что ключевыми единицами перевода эзотерического текста являются пассажи, содержащие манипулятивные приёмы речи.
Среди наиболее распространённых языковых средств, служащих для «трансформации сознания» реципиента, принято называть следующие:
-
обращение к фразеологическому фонду языка как отсылка реципиента к проверенному многолетним опытом знанию
-
повторы: синтаксические параллелизмы, лексические повторы, звукопись
-
использование внутренней формы слова как элемент языковой игры (с целью подтверждения излагаемой автором идеи), часто – для создания парадокса.
Существенно, что в эзотерическом дискурсе изобразительно-выразительные средства языка (каламбуры, пословицы, метафоры и т.п.) выполняют не столько эстетическую, художественную сколько прагмалингвистическую функцию – функцию убеждения, переубеждения, функцию программирования сознания и мышления.
Анализ текста книги Беаты Бунцель-Дюрлих «Экстрасенсорика и ясновидение» (Beate Bunzel-Dürlich«Medialität & Hellsichtigkeit») и её перевода отчётливо показывает на существование двух значимых проблем. Во-первых, те языковые средства, которые хорошо «работают» в одной культуре, не эффективны в другой и не приводят к ожидаемому воздействию на читателя. Во-вторых, проблема подбора эквивалентной по экспрессивности и адекватной по прагматической задаче языковой единицы для текста-перевода при воссоздании манипулятивного эффекта единицы перевода.
Ниже приводятся наиболее яркие примеры трудных случаев перевода, обусловленных культурно-специфическими по своей природе способами применения языковых средств «трансформации» сознания реципиента в немецкой и русской лингвокультурах. Языковая игра [нем. Sprachspiel, термин Людвига Витгенштейна], основанная на богатой внутренней форме слова и объективирующая новое содержание при сохранении или изменении старой формы [Гридина, 1996], гармонична, и эффективна в контексте немецкого эзотерического дискурса. В частности, она используется для совмещения «несовместимых», на первый взгляд, смыслов слов.
Пример 1.
«Denken wir an menschliche Werte, wertvoll, Wertlosigkeit, der Wert einer Ware und an Redewendungen wie „sich unter oder über Wert verkaufen“ oder „Das ist es mir wert!“
Wert ist immer mit einem subjektiven Gefьhl verknьpft, in der materiellen Welt wie im zwischenmenschlichen Dasein. Natьrlich kann der Wert eines Gegenstandes in Geld festgelegt werden, aber ist er das wert? An dieser Frage erkennen wir das subjektive Empfinden eines Wertes. So wie ein altdeutsches Sprichwort sagt:
„Wat dem ehnen sin Uhl – is dem andern sin Nachtigall“
(Was dem einem seine Eule – ist dem anderen seine Nachtigall)» [S. 256-257]
Задумаемся над словом «ценность» – «человеческие ценности», «ценный», «обесценивание», «цена товара», а также такие обороты речи, как: «Это стоит ценить!» или «купить за бесценок», «надуть в цене».
Ценность всегда субъективна, как в материальном мире, так и в межличностных взаимоотношениях. Естественно, ценность можно измерить в денежном эквиваленте, но стоит ли оно того? И здесь опять мы встречаемся с субъективным восприятием ценности. Как говорится, «на вкус и цвет товарища нет» [С. 256-257].
Перед нами явное обращение к идиоматическому фонду языка, используемое в качестве убеждения читателя в истинности высказывания автора. Старинная немецкая пословица оригинала содержит яркие визуальные образы (совы и соловья), которые ассоциативно связаны с таким контрастом, как пение соловья и уханье совы. Аналогичная по сути пословица «На вкус и цвет товарища нет», знакомая русскому читателю, уступает, на наш взгляд, образному ряду текста-оригинала, так как оперирует абстрактными понятиями, а не конкретными образами. В результате переводческой трансформации, нацеленной на сохранение «узнаваемости» языковой единицы (пословица как убедительный аргумент, опирающийся на многовековой опыт народной мудрости) происходит снижение эмоциональной выразительности текста, потеря исходного ассоциативного плана.
Пример 2.
«Der Vorteil ist, dass ich durch das Integrieren meiner medialen Fähigkeiten bei meiner beratenden medialen Tätigkeit in der Praxis auf die Menschen „ganz normal“ wirke, sodass ich ebenfalls mediale Unternehmensberatung und Firmencoaching durchführen kann – ganz ohne „Zirkus und Zauberei“ [S. 151].
«Преимущество моего положения в том, что, интегрировав свои медиумные способности в практические консультации, я создаю впечатление «совершенно нормального человека» и даже могу таким образом консультировать фирмы и предприятия – без «фокусов, зрелищ и балагана» [С. 151].
В подлиннике мы наблюдаем образное выражение, экспрессивность которого усиливается звукописью немецких слов — ganz ohne „Zirkus und Zauberei“. Передача на русский язык связана либо с потерей аллитерации, что ослабляет прагматико-эстетический эффект воздействия.
Пример 3.
«In diesem Kapitel möchten wir uns langsam an das Thema herantasten, in dem wir uns einmal unsere deutsche Sprache mit einigen dazugehörenden Wörtern näher ansehen wollen, um zu erkennen, wie sinnträchtig unsere Sprache eigentlich ist.
Vom Einfall zum Zufall
Diese Formulierung ist ein schönes Wortspiel, welches ideal zu diesem Thema passt. Wollen wir nun beide Worter, Einfall wie Zufall, näher unter die Lupe nehmen:… Noch einmal zur Erinnerung: Beim Einfall fällt etwas ein. Aber: Wo kommt es her? Wo fällt es hin? Es fällt ein: in uns. Etwas außerhalb von uns, aus dem Kosmos, aus dem Wissenden Feld. Da Kreativität sehr viel mit Medialität zu tun hat, wartet ein kreativer Mensch also auf den Einfall, darauf, dass ihn etwas jenseits von seinen Gedanken erreicht, um es in seiner Art und Weise dann umzusetzen. Genau genommen sind wir bei Einfällen immer Dolmetschen. Wir übersetzen die Energie in die Materie!
Widmen wir uns nun dem Zufall. Es gibt eine Redewendung, die heißt:
Es gibt keine Zufälle!
Was bedeutet diese Redewendung? Alles, was uns geschieht, hat einen Sinn, eine tiefere Bedeutung, also einen Hintergrund. Um diese Redewendung wörtlich nehmen zu können, müssen wir das Wort Zufall definieren, damit es verständlich wird. Im Umgangsprachlichen steht Zufall für etwas, das unabhängig von uns aus heiterem Himmel zufällt – ohne Absicht, ohne Sinn, ohne zufällig! Stimmt das? So wird das Wort angewendet, aber das bedeutet es noch lange nicht! Was steckt denn wortwortlich hinter einem Zufall?
Es fällt uns etwas zu. Wo fällt es denn her? Warum gerade zu uns? Warum verfehlt es uns nicht? Es ist also ein Bezug da zum Fallen, es fällt zu: uns, unseren Freunden, unseren Eltern, Geschwistern, Nachbarn, Kollegen, wem auch immer, es ist jedenfalls eine gerichtete Absicht dahinter. Also gibt seine gerichtete Kraft, die nach dem Gesetz der Resonanz Dinge geschehen lässt, die wir bestellt haben.
Also müsste es richtig heißen:
Es gibt nur Zufälle – denn der Zufall ist gesetzmäßig!»
[S. 108-109].
«В этой главе мы постепенно подберемся к теме, в названии которой объединены два относящихся к ней слова немецкого языка, что подтверждает, насколько наш язык наполнен смыслом.
От свалившейся идеи к случайности
[Комментарий переводчика: в оригинале – Vom Einfall zum Zufall. Einfall с немецкого – (внезапная) мысль, идея, Zufall с немецкого – случай, случайность. Автором подчеркивается смысл общего корня (fall – падение, случай) двух слов]
Данная формулировка представляет собой красивую игру слов, идеально подходящую к нашей теме. Увеличим оба слова под лупой: со свалившейся идеей мы подробно познакомились в главе 8.6.3 «Человек в роли реципиента» (вторая часть книги). Вспомним еще раз: когда нас осеняет, падает некая идея.
Но: откуда она приходит? Куда падает? Она сваливается … в нас. Нечто из внешнего мира, из космоса, из поля знаний. Так как творчество очень связано с медиумизмом, творческий человек ждет, пока не свалится идея, пока не достигнет что-то его мыслей, чем он потом по-своему воспользуется. Если точнее, мы всегда во время этого процесса являемся переводчиками. Мы переводим энергию в материю!
Поговорим теперь о случайности. Есть такой оборот речи:
Случайностей не бывает!
Как его понимать? Все, что с нами происходит, имеет смысл, глубокое значение, свою подоплеку. Для того, чтобы использовать этот оборот речи дословно, нужно дать определение слову «случай». В разговорном языке случаем обозначается что-то, что не зависит от нас и сваливается среди ясного неба – без намерения, без смысла, чисто случайно! Верно? Так это слово используется, однако уже давно не соответствует своему значению. Что же буквально скрывается за словом «случай» (Zufall)?
К нам падает нечто. Откуда же падает? Почему прямо к нам? Почему он не попадает мимо нас? Существует подписка на случай (подобно подписке на периодические издания, например), он падает к: нам, нашим друзьям, родителям, братьям и сестрам, соседям, коллегам, и всегда направлен с целью. Итак, есть направляющая сила, которая, согласно закону резонанса, позволяет происходить тому, что было нами заказано.
Таким образом, правильно считать так:
Существуют только случайности – потому что случайность закономерна!»
[С. 108-109]
В немецком изложении центральное место занимает на самом деле «красивая игра слов»: совпадающий в обоих случаях корень, к которому присоединяются разные приставки, что всё вместе позволяет «перевернуть» смысл поговорки и «доказать» тезис, который априори является абсурдным.
В переводе на русский язык внутренняя форма немецких слов бесследно теряется, остаётся ничем не обоснованный для русского читателя парадокс. Переводческим решением, способным разрешить возникшее противоречие между богатой внутренней формой немецкой пары слов (Einfall и Zufall) и отсутствием подобной семантической связи русских слов (падение и случай), стало добавление комментария с лингвистическим пояснением. Отметим, что комментарий здесь является вынужденной мерой и в какой-то степени – признанием невозможности передать существующую в тексте подлинника игру «внутренней формы слов».
Итак, значительные трудности при переводе текстов эзотерического дискурса с немецкого на русский язык обусловлены следующими факторами. Во-первых, это несовпадения в идиоматическом фонде обоих языков, во-вторых, это традиционная для немецкого образа мышления языковая игра, выражение которой не всегда возможно средствами языка переводящей культуры.
Языковая игра немецкого эзотерического текста представлена активным применением звукописи, а также обращением к «внутренней форме слов», что может вызывать сложности перевода.
